Неточные совпадения
Анна достала подарки, которые посылали дети Долли, и рассказала
сыну, какая в Москве есть девочка Таня и как Таня эта умеет читать и
учит даже других детей.
— Ах, тихоня! Вот шельма хитрая! А я подозревала за ним другое. Самойлов
учит? Василий Николаевич — замечательное лицо! — тепло сказала она. — Всю жизнь — по тюрьмам, ссылкам, под надзором полиции, вообще — подвижник. Супруг мой очень уважал его и шутя звал фабрикантом революционеров. Меня он недолюбливал и после смерти супруга перестал посещать.
Сын протопопа, дядя у него — викарный…
— Во сне сколько ни ешь — сыт не будешь, а ты — во сне онучи жуешь. Какие мы хозяева на земле? Мой
сын, студент второго курса, в хозяйстве понимает больше нас. Теперь, брат, живут по жидовской науке политической экономии, ее даже девчонки
учат. Продавай все и — едем! Там деньги сделать можно, а здесь — жиды, Варавки, черт знает что… Продавай…
Вполголоса, скучно повторяя знакомые Климу суждения о Лидии, Макарове и явно опасаясь сказать что-то лишнее, она ходила по ковру гостиной,
сын молча слушал ее речь человека, уверенного, что он говорит всегда самое умное и нужное, и вдруг подумал: а чем отличается любовь ее и Варавки от любви, которую знает, которой
учит Маргарита?
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился
сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло мира и смерть. Так
учили они…
— Оставил он
сыну наследства всего тысяч сорок. Кое-что он взял в приданое за женой, а остальные приобрел тем, что
учил детей да управлял имением: хорошее жалованье получал. Видишь, что отец не виноват. Чем же теперь виноват
сын?
О покойном Смердякове выразился, перекрестясь, что малый был со способностью, да глуп и болезнью угнетен, а пуще безбожник, и что его безбожеству Федор Павлович и старший
сын учили.
Кроме старообрядцев, на Амагу жила еще одна семья удэгейцев, состоящая из старика мужа, его жены и трех взрослых
сыновей. К чести старообрядцев нужно сказать, что, придя на Амагу, они не стали притеснять туземцев, а, наоборот, помогли им и начали
учить земледелию и скотоводству; удэгейцы научились говорить по-русски, завели лошадей, рогатый скот и построили баню.
Закончилось это большим скандалом: в один прекрасный день баба Люба, уперев руки в бока, ругала Уляницкого на весь двор и кричала, что она свою «дытыну» не даст в обиду, что
учить, конечно, можно, но не так… Вот посмотрите, добрые люди: исполосовал у мальчика всю спину. При этом баба Люба так яростно задрала у Петрика рубашку, что он завизжал от боли, как будто у нее в руках был не ее
сын, а сам Уляницкий.
По одну сторону меня сел
сын хозяйский, а по другую посадил Карп Дементьич свою молодую невестку… Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш и листочек бумашки. Я тебе во удовольствие нарисую всю честную компанию и тем тебя причастным сделаю свадебной пирушки, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил. Если точных не спишу портретов, то доволен буду их силуэтами. Лаватер и по них
учит узнавать, кто умен и кто глуп.
— Маркиза не такая женщина, чтобы стала растлевать натуру
сына и
учить его эгоизму.
— Да вот вам, что значит школа-то, и не годитесь, и пронесут имя ваше яко зло, несмотря на то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то время отца моего
учили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, и мне то же твердили, да и мой
сын видел, как я не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?
Мать прислушивалась к спору и понимала, что Павел не любит крестьян, а хохол заступается за них, доказывая, что и мужиков добру
учить надо. Она больше понимала Андрея, и он казался ей правым, но всякий раз, когда он говорил Павлу что-нибудь, она, насторожась и задерживая дыхание, ждала ответа
сына, чтобы скорее узнать, — не обидел ли его хохол? Но они кричали друг на друга не обижаясь.
— Как! — скажет, — ты, мой раб, хочешь меня, твоего господина,
учить? коли я, скажет, над тобой
сына твоего начальником сделал, значит, он мне там надобен… Нет тебе, скажет, раздела!
— Этого уж не воротишь, — подхватила Муза Николаевна, — но мы должны утешать себя теперь тем, что у нас
сын будет музыкант, и мы его станем уж серьезно
учить.
Богомилы, через которых вся нетовщина пошла,
учили: сатана-де суть
сын господень, старшой брат Исуса Христа, — вот куда доходили!
— Ничего не знаешь. Ты слушай меня. Когда так палка лежит, ты через нее не шагай, а или обойди, или скинь так-то с дороги, да молитву прочти: «Отцу и
Сыну и Святому Духу», и иди с Богом. Ничего не сделает. Так-то старики еще меня
учили.
— Да человек-то каков? Вам всё деньги дались, а богатство больше обуза, чем счастие, — заботы да хлопоты; это все издали кажется хорошо, одна рука в меду, другая в патоке; а посмотрите — богатство только здоровью перевод. Знаю я Софьи Алексеевны
сына; тоже совался в знакомство с Карпом Кондратьевичем; мы, разумеется, приняли учтиво, что ж нам его
учить, — ну, а уж на лице написано: преразвращенный! Что за манеры! В дворянском доме держит себя точно в ресторации. Вы видели его?
Окончив куренье, Алексей Абрамович обращался к управителю, брал у него из рук рапортичку и начинал его ругать не на живот, а на смерть, присовокупляя всякий раз, что «кончено, что он его знает, что он умеет
учить мошенников и для примера справедливости отдаст его
сына в солдаты, а его заставит ходить за птицами!» Была ли это мера нравственной гигиены вроде ежедневных обливаний холодной водой, мера, посредством которой он поддерживал страх и повиновение своих вассалов, или просто патриархальная привычка — в обоих случаях постоянство заслуживало похвалы.
Около того же времени исчез
сын богатого вологодского помещика, Левашов, большой друг Саши, часто бывавший у нас. Про него потом говорили, что он ушел в народ, даже кто-то видел его на Волге в армяке и в лаптях, ехавшего вниз на пароходе среди рабочих. Мне Левашов очень памятен — от него первого я услыхал новое о Стеньке Разине, о котором до той поры я знал, что он был разбойник и его за это проклинают анафемой в церквах Великим постом. В гимназии о нем
учили тоже не больше этого.
Наврал им, что меня
учил гувернер
сына нашего барина, и попросил никому не говорить этого...
— Полегче, молодец, полегче! За всех не ручайся. Ты еще молоденек, не тебе
учить стариков; мы знаем лучше вашего, что пригоднее для земли русской. Сегодня ты отдохнешь, Юрий Дмитрич, а завтра чем свет отправишься в дорогу: я дам тебе грамоту к приятелю моему, боярину Истоме-Туренину. Он живет в Нижнем, и я прошу тебя во всем советоваться с этим испытанным в делах и прозорливым мужем. Пускай на первый случай нижегородцы присягнут хотя Владиславу; а там… что бог даст! От
сына до отца недалеко…
— Вот тоже, ляд-то, доложу вам. Уж эта вся порода Козлов такая. Чего-чего с ним не делал — ничто не берет. Вчера по полю крестьянскому проехал, а у него и гречиха не посеяна; чтò прикажете делать с таким народцом? Хоть бы старик-то
сына учил, а то такой же ляд: ни на себя, ни на барщину, всё как через пень колоду валит. — Уж чтò-чтò с ним не делали и опекун и я: и в стан посылали, и дома наказывали — вот что вы не изволите любить…
Возвратясь оттуда несколько поздоровевшая, Елена, по-видимому, исключительно предалась воспитанию
сына: она почти не отпускала его от себя никуда, беспрестанно с ним разговаривала, сама
учила его.
— Когда Княжевичи жили в Уфе, то мы видались очень часто, и мы с сестрой игрывали вместе с их старшими
сыновьями, Дмитрием и Александром, которые также были тут и которых я не скоро узнал; но когда мать все это мне напомнила и растолковала, то я вдруг закричал: «Ах, маменька, так это те Княжевичи, которые
учили меня бить лбом грецкие орехи!» Восклицание мое возбудило общий смех.
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его больная жена шла под руку с братом своим, Житейкиным,
сыном умершего городского старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по маленькому барабану, даже тайно
учит солдат этому искусству.
— Наглядишься, наслушаешься ты здесь чего не надо, — бормотал он, не глядя на
сына, прижавшегося к спинке кровати. —
Учить надо тебя. В губернию надо. Хочешь учиться?
Для возбуждения во мне соревнования в науках положено было
учить вместе со мною
сына приказчика Никифора Федорова Митьку. При тогдашнем дето убийственном способе обучения не могу не посочувствовать мысли посадить ко мне в класс Митьку.
— А вот это тебе, отец Алексей, и стыдно! Раздумай-ка, хорошо ли ты
сына матери солгать
учил! — отозвалась вдруг из-за окна расслышавшая весь этот разговор Марфа Андревна. — Дурно это, поп, дурно!
Дома дочь с матерью куда-нибудь ездили или у них был кто-нибудь;
сын был в гимназии, готовил уроки с репетиторами и учился исправно тому, чему
учат в гимназии.
Наступило время батеньке и маменьке узнать радость и от третьего
сына своего, о котором даже сам пан Кнышевский решительно сказал, что он не имеет ни в чем таланта. И так пан Кнышевский преостроумно все распорядил: избрал самые трудные псалмы и, заведя меня и своего дьяченка, скрытно от всех, на ток (гумно) в клуне (риге),
учил нас вырабатывать все гагаканья… О, да и досталось же моим ушам!
Сын. Я вас не
учу, а говорю правду.
Иван Михайлович. Ну-с и больше ничего. Что ячейкам —
учите, а в обращение
сына с нами прошу не вмешиваться и не внушать.
Иван Михайлович. Нет, дружок… Эта песня уж кончилась. Взялись вы
учить моего
сына?
Иван Михайлович. Алексей Павлович, гм… гм… хоть и… вы меня извините, но… позвольте вам сказать, что я просил вас заниматься с моим
сыном науками, а никак не
учить его обращению с родителями. У нас есть свои и, может быть, странные и не современные привычки. Но я бы вас просил не вмешиваться в это.
Сначала ничего, Божье благословенье под силу приходилось Сушиле, росли себе да росли ребятишки, что грибы после дождика, но, когда пришло время
сыновей учить в семинарии, а дочерям женихов искать, стал он су́против прежнего не в пример притязательней.
А между тем разве это могло быть иначе с учением, которое среди людей, веровавших в то, что бог разделил людей на господ и рабов, на верных и неверных, на богатых и бедных,
учило истинному равенству людей, тому, что все люди
сыны бога, что все — братья, что жизнь всех одинаково священна.
Учил ты меня, родной, уму-разуму, бивал чем ни попало, а сам приговаривал: вот тебе, неразумный
сын, ежели не образумишься, будешь даром небо коптить, будешь таскаться под оконьем!..
— Это ничего не значит. Там у него слушатели, которым он говорит только то, что обязан говорить по требованиям службы; а тебя он
учит, как внушает ему его любовь к просвещению и истине. Ты — счастливец,
сын мой: ты имеешь редкого образователя, трудов которого нельзя оплатить никакими деньгами. Дорожи им и уважай его, потому что это такой честный и свободномыслящий человек, значение которого ты поймешь только со временем.
Хоть учителей из французов и немцев приставлено было к маленькому князю вдоволь, однако ж княгиня Марфа Петровна сама больше
учила его и много за то от князя терпела: боялся он, чтоб бабой княгиня
сына не сделала…
— Да ведь он мне
сын? Должен я его
учить или нет?
Не то что
сыновей, дочерей-то французскому стали
учить, да на музыке, плясать.
— Философия нынешнего времени, — заметил Ранеев, — увлекаясь своим критическим настроением,
учит, конечно, вашего
сына не уважать голоса матери. Да позвольте вас спросить, из какого богатства он так кутит, нанимает четверки в лихой упряжи. Кажется, у вас самих средства не очень крупные, как вы сами говорите.
— Не довольно еще тебя
учили, старый пес, — обратился к нему царский любимец. — Все равно околеешь за изменное дело… Говори перед смертью, где
сын мой?
— Нет, не
учат, и по очень простой причине, что сами этого не знают… Они наемники и самый лучший из них не знает нас, не знает нашего характера, не знает России, а образовывает детей по-своему, по-заграничному. И вот, выросши, барчук становится не то русским, не то иностранцем, не разберешь. Своего отечества не знает… Какой же он верный
сын своей матери — России?
Люди этой церкви знают, что жизнь их есть благо, если они не нарушают единства
сына человеческого, и что благо это нарушается только неисполнением заповедей Христа. И потому люди этой церкви не могут не исполнять этих заповедей и не
учить других исполнению их.
И Мигурский не мог не оценить добродушия подполковника с белыми бакенбардами на одутловатом солдатском лице и, чтобы отплатить ему, согласился
учить его
сыновей, готовящихся в корпус, математике и французскому языку.
Христос в противоположность жизни временной, частной, личной
учит той вечной жизни, которую по Второзаконию бог обещал израилю, но только с той разницею, что, по понятию евреев, жизнь вечная продолжалась только в избранном народе израильском и для приобретения этой жизни нужно было соблюдать исключительные законы бога для израиля, а по учению Христа жизнь вечная продолжается в
сыне человеческом, и для сохранения ее нужно соблюдать законы Христа, выражающие волю бога для всего человечества.
Христос
учит тому, чтобы над всем возвысить
сына человеческого, который есть
сын бога и свет людей.
По толкованиям церкви, он
учил тому, что он, второе лицо троицы,
сын бога отца, пришел на землю и искупил своей смертью грех Адама.